Все-таки годы кропотливого обучения в Брэтфорском университете-колонии не прошли для Кукурузы даром: мигом оценив обстановку, она нашла способ уязвить Туппера.
«Этот балбес не умеет писать записки, поэтому ему все с рук сойдет, – решила учительница. – Ну, ничего, постой же!»
– Туппер, – гневно выкрикнула она, держа в руке бумажку, как гремучую змею. – До каких пор ты будешь обстреливать Шупикович любовными посланиями?
Дикое стадо загоготало. Туппер словно получил по голове кувалдой – скукожился и стал меньше ростом:
– Ч-чиво? Да я никогда! Что б я – этой…
– Если ты втюрился в нее, об этом можно сообщить на перемене.
Не в силах ничего сказать, Туппер лишь разевал рот, как вынутая из воды рыба.
– Тупыч в Шупика влюбился и с Абрамом породнился, – продекламировал Зак Спудов: его всегда прорывало на поэзию в подобных случаях.
– Замолчи, Зак, – сказала Кукуруза. Она называла Спудова только по имени, быть может, опасаясь бича его сатиры. Ее голос утонул в шуме.
– Тишина!
Учительница шарахнула по ближайшей парте линейкой так, что линейка переломилась, а сидевший за этой партой мальчишка едва успел отдернуть руки и с тех пор заик-икался.
В немедленно наступившей тишине слышалось сопение Туппера, схлопотавшего такую оплеуху, какой не получал никогда в жизни. Еще бы! Самый яростный гонитель Шупикович на самом деле влюбился в нее. Кто теперь поверит, что это не так, ведь все знают – бьет, значит любит. О, позор! Туппер был обречен на насмешки всей школы. Двустишье Спудова будет передаваться, как эстафетная палочка. Только вот в очередной раз пострадала ни в чем не повинная Шупикович, но кому до этого есть дело?
Тонкие пальцы Кукурузы принялись медленно разворачивать злосчастную бумажку. Соня сидела ни жива ни мертва, ей казалось, что она проваливается в черную воронку. Перед глазами поплыли исказившиеся физиономии учеников, парты, развешенные по стенам плакаты с нарисованными веселыми школьниками. Потом окружающий мир разбился на куски и закружился в хороводе. Единственное, что Соня видела вполне отчетливо, – лицо Кукурузы с
бородавкою на щеке. Откуда-то сбоку доносился пронзительный голос учительницы, читавший:
– Алекс! Я видела оборотня, надо поговорить. С. М.
Среди всех школьных страшилок мрачные легенды об оборотнях пользовались особой популярностью. Обычно в оборотней «превращали» самых нелюбимых учителей, ну и, конечно, директора. Ученики посмотрели на Соню с уважением: надо же, она видела оборотня. Везет же людям.
Счастливица тем временем клеймила себя:
«Дура! Зачем я написала это?»
– Маршал!
Соня сидела, вобрав голову в плечи.
– Встань, – в голосе Кукурузы звучал металл.
Девочка медленно поднялась. До чего же неуютно ей было сейчас! Так, наверное, ощущали себя люди, которых инквизиция приковывала цепями к позорному столу.
– Что все это значит? – вопрошал «инквизитор», то есть, учительница. – Это ведь ты написала?
Соня молчала, глядя на вырезанное кем-то на парте странное слово – «шизик».
– Я спрашиваю в последний раз, – лицо Кукурузы побагровело. – Это ты написала?
– Я, – тихо произнесла Соня, и тут же громко повторила, вызывающе вскинув голову и смотря прямо в глаза учительницы. – Да, я!
Несколько мгновений они молча сверлили друг друга лазерными лучами из глаз, и первой, как ни странно, не выдержала Кукуруза. Она отвела взгляд в сторону и неожиданно робко спросила:
– Зачем?
Подростки вообще удивительно чуткие существа, и те, что находились под крышей Ихтиандрской школы, не являлись исключением. От них не ускользнула маленькая победа новенькой над грозной Кукурузой.
– Просто так, – дух упрямства завладел Соней, и она ни на йоту не убавила вызова.
– Вот значит как, – в голосе Кукурузы зазвучали истерические нотки. – Просто так! Ты просто так сорвала мне урок и за это ответишь. Думаю, тебе придется познакомиться с директором, а уж он решит, вызывать ли в школу твоего отца.
Никогда в жизни Соня не спорила с учителями. На этот раз словно какая-то пелена затмила ей разум и при упоминании об отце эта
пелена спала.
Фил, конечно, очень «обрадуется», если его вызовут к директору.
Соня опустила глаза, у нее задрожал подбородок. Кукуруза жадно смотрела на девочку – она победила. Желтые глаза учительницы, казалось, кричали: «Ну, реви! Реви, коровка…»
– Мисс Трофс, – раздался вдруг голос. – Можно мне выйти?
Класс, как многоголовый дракон, жадно наблюдавший за поединком, вмиг переключился на нового участника.
– Так сильно приспичило, мистер Тимпов? – едко прищурилась мисс Трофс.
– Не то, чтобы очень, но все же… – замялся Алекс.
– Тогда ты можешь потерпеть до звон…
И тут прозвенел звонок. Звонок! Всем, даже Альберту Фиджералду Марии Антуану, как-никак косвенно причастному к истории с запиской, стала совершенно безразлична эта канитель.
Уроков сегодня больше не было, и по школе понесся, все нарастая, радостный гул, который не смог бы пресечь не то что учитель либо директор, но и сам мэр. Мисс Трофс, к ее чести, еще пыталась сквозь этот гул донести до ушей своих подопечных (у большинства, кстати, не очень чистых), домашнее задание. Но – тщетно: похватав рюкзаки и портфели, ученики вылетали из класса, сметая все с пути. И – увлекаемые спасительной толпой – Алекс и Соня. Кукуруза осталась с носом, ибо, если и есть в Ихтиандрской школе хоть что-то святое, то это-звонок! Впрочем, не только в Ихтиандрской.